Хоть церковная, хоть армейская – всё служба

В тот день службу вёл отец Дионисий. Прихожане любили его за добрый нрав, за то, что не торопился покинуть храм после служения, а всегда был готов ответить на любой вопрос. Иногда число желающих спросить было так велико, что батюшка задерживался, давая ответы, на час, а то и на полтора. Но он никогда не отмахивался от людей, зная, что сердца истинно верующих никогда не бывают спокойными.

Фото: Tamara Govedarovic on Unsplash

В этот раз, окончив литургию, отец Дионисий внимательно обвёл глазами присутствующих и приступил к проповеди. Тем, кто был помоложе, особенно нравилось то, что говорил батюшка. В отличие от литургии, проповедь он вёл своими собственными словами, и если в храме находились те, кто не знал молитв, или их уху был непривычен старославянский язык, в проповеди всё было понятно.

– Братья и сестры, – как обычно, обратился священник к присутствующим. – Сегодня поговорим о детях ваших, которые на днях пойдут учиться.

В толпе верующих пронесся одобрительный шумок, потому что почти в каждой семье были те, кто через несколько дней должен был приступить к учёбе.

— Братья и сестры, — продолжил меж тем отец Дионисий, — я попросил бы вас проявить максимальное терпение к учащимся. Ни в коем случае не применяйте никаких наказаний, не бейте чад за то, что они порой приносят из школы не те оценки, которые вы хотели бы видеть в их дневниках. Не кричите, не обзывайте их бранными словами. Вспоминайте при этом, что все слова, которые обижают души детей ваших, рано или поздно вернутся к вам. Дети не всегда будут маленькими и не будут постоянно находиться под вашей опекой. Рано или поздно они повзрослеют и выпорхнут из родительских гнёзд. Захочется ли вам впоследствии услышать от чад ваших слова неприязни и брани, когда они вырастут? Я думаю, что нет.

Будьте мудрыми, ибо мудрость в обращении с младшими по возрасту – это самое главное, что вы можете проявить. И уж тем паче не рукоприкладствуйте, не применяйте для избиения ремней, плёток и не шлёпайте их руками. Ведь каждый такой шлепок, каждый удар нанесёт травму не только поверхностно, но останется внутри тех, кого вы будете пытаться насильно заставлять заниматься. Дети бывают разными, кто-то схватывает материал, как говорится, на лету, а кто-то дойдёт до него с опозданием. Будьте терпеливы, ибо терпение – и есть залог всякой мудрости.

Увидев, что прихожане зашевелились, очевидно, не соглашаясь с тем, что услышали от батюшки, он продолжил:

— Сегодня хотел бы я напомнить вам житие Сергия Радонежского. Ведь юный Варфоломей – а именно таким было имя Святого, пока он не вступил на монашеский путь – страстно горел желанием постичь науки всяческие, видя как два старших брата его, Стефан и Пётр, свободно читают книжки и считают в уме математические задачи. Но в отличие от них он считался неспособным к наукам, и вместо учения, родители отправили его пасти скот. Варфоломей рос богобоязненным мальчиком, он не смел ослушаться родителей, однако желание учиться у него не пропало. Горько сожалел он о том, что мог подобно братьям выучить даже самые простые вещи, пока не встретил на поляне старца-черноризца, который, видимо, шёл из монастыря. Варфоломей стал уговаривать человека Божия посетить их дом, зная, что родители очень приветствуют таких людей. При этом он вздохнул и посетовал на то, что в отличие от старших братьев он ни на что более не годен, кроме как пасти коров и коз. Старец выслушал его очень внимательно, потом вынул из мешка кусок просфоры и сказал: «Возьми сие, чадо, и снеждь; сие дается тебе в знамение благодати Божией и разумения Святого Писания». После этого он пошёл за Варфоломеем в дом его родителей и во время обеда попросил мальчика, чтобы тот взял Псалтирь и начал читать. И отрок действительно начал читать гладко, как будто он всегда читал.

– О чем это говорит, братья и  сестры мои? – обратился  отец Дионисий к прихожанам. – А только о том, что всему в этой жизни своё время. Дети ваши умом не глупы и рассуждениями не обижены. Господь сам знает, в какой час ссудить им дарование понимания наук разнообразных. И то, что они не могут успеть за другими, это не беда. Придёт время – и в их головах наведётся полный порядок. Науки они постигнут, только не так быстро, как некоторым из вас этого хочется.

Закончив проповедь, отец Дионисий трижды перекрестил стоявших перед ним верующих и повторил: «Мудрости вам, братья и сестры. Помните, что только она и должна стоять во главе вашего отношения к младшему поколению. Только добротой и терпением вы добьётесь того, что дети ваши вырастут вам в радость. И всегда помните пословицу: «Не гони коня кнутом, а гони его овсом».

— Спасибо, батюшка, — послышались голоса.

Фото: freepik, freepik.com

— Во славу Божию, – откликнулся отец Дионисий и стал спускаться с амвона. Прихожане расступились, приготовившись к тому, что сейчас священник уделит ещё немного времени, отвечая на их вопросы и беседуя с ними более близко. Вдруг один мужчина, отодвинув стоящих перед ним женщин, бросился вперёд:

— Денис! Денис Мельников! А я всё смотрел и не верил: ты это или не ты?

И прямо на глазах обескураженных прихожан неизвестный крепко обнял батюшку и расцеловал его, чем немало смутил стоявших полукругом людей. Такое поведение в церкви не приветствовалось, но отец Дионисий вдруг широко раскинул руки и в ответ обнял сияющего от радости прихожанина.

— Влад! Влад Сидоров! Живой! Боже, как я рад. Сидоров!

И к удивлению всех тех, кто находился в церкви, он ещё раз обнял и перекрестил нарушившего спокойствие в храме мужчину.

А потом, словно немного стесняясь, объяснил верующим:

— Однополчанин это мой. Я уже и не думал, что свидимся.

***

— И ты, значит, в церковные служители подался? – спрашивал вечером  Сидоров отца Дионисия. – Решил бросить военную службу.

— Как тебе сказать? – задумчиво произнёс тот. – Если Родина призовёт, пойду служить без сомнения. Дай только Бог, чтобы мир был вокруг. Не нужны никому эти войны.

Дома он был без рясы. Да и вообще сложно было представить, что этот человек утром был занят на церковной службе.

Никто из прихожан не знал, что отец Дионисий был в прошлом кадровым военным. Что за его плечами учёба в ракетно-зенитном военном училище. Что ему довелось воевать в «горячей точке», называемой  Афганистаном. Что на его счету много уничтоженных моджахедов, а также техники неприятеля. Что он не раз оказывался на переднем крае, и, рискуя жизнью, отодвигал с него неокрепших «зелёных» срочников, вступая в бой.

— Денис, а помнишь, пока мы в ракетном учились, нам всё говорили, что самоходные зенитки «Шилка» не годятся для ведения боя в Афгане? – Влад разгорячился после нескольких рюмок водки.

— Помню, как не помнить… — задумчиво ответил отец Дионисий. – Ты ешь лучше, а то потом нехорошо сделается. Ешь, родимый, ешь…

Перед глазами меж тем рисовались картины другого плана.

Да, эти «Шилки» тогда только-только поступили на вооружение, но заговорили о них сразу. По сути эта зенитно-самоходная установка была грозой небес. Круче неё по популярности в свое время разве только «Катюши» были времён Великой Отечественной. Создатель военной техники сделал настолько универсальный зенитный комплекс, что он фактически сбивал всё, что летало!

– Но стоп! – говорил сам себе Денис Мельников, уносясь мыслями в прошлое. – Мы же про Афганистан говорим? Какие самолёты, какие вертолёты?

Влад тем временем как будто прочитал его мысли.

– А прикинь, — разгорячённо вскакивал он со стула. – Вроде бы обычная «зэсэушка», — а ведь она была практически королевой горного боя. Вот как ты думаешь, отчего?

– Э, брат… — качал головой Денис, — как сейчас помню, ты с математическими расчетами всегда не в ладах был, всё контролки у меня да у Сашки Зубова списывал.

— Ну, было дело, — прищуривал глаза Влад, — а всё же. Вот чем ты объяснишь, что «зэсэушка» нам незаменимой в горах была?

— Так, Влад! — (Отец Дионисий чуть не произнёс «сын мой»). — Всё невероятные углы подъёма! Матчасть ты так и не преодолел, да…

И он тихонько засмеялся.

Он вспомнил, как он с колонной шёл по ущелью. Не шёл, а полз – так бы правильнее было сказать. Продвигались очень медленно, где на очерченной территории, да которую ещё и снайперы держат на прицеле, разбежишься?

Больше всего он за солдат переживал. Ну, и что, что служат второй год? И что с того, что все давно уже сержанты? Что они там, воробьи желторотые, в своих подмосковных частях видели? Только и берут, что храбростью да натиском, а знаний… Знаний там ноль. Конечно, война не спрашивает, какие на тебе погоны надеты – она если надо, хоть генерала загребёт, если тот нос высунет не в то время и не в том месте.

Но генералы всё больше по своим кабинетам сидят. А ему, капитану Мельникову, надо думать за весь отряд. И за этих молодых ребят тоже. За них-то как раз в первую очередь и надо. И только за себя в последнюю. Недаром же он офицер русской армии!

Ползли они, ползли, и только «Шилка» как верный страж была всегда начеку.

Они тогда и понять ничего не успели, когда моджахеды на них словно с небес посыпались. Страшные, злобные, идут – стреляют больше для острастки. Вот тогда-то «зэсэушечка» их и выручила. Денис каким-то внутренним чутьём – даже не с помощью формул, а будто внутренний голос подсказал, как ствол установить надо.

Тут уж противники растерялись, когда со своей бешеной скорострельностью – три тысячи четыреста выстрелов в минуту – самоходка превратилась в настоящую «машину смерти» для зачистки местности.

Денис тогда и до десяти досчитать не успел: всего за 30 секунд эта огнедышащая установка превратила пару зданий в решето, а горный склон выкосила так чисто, что придраться было не к чему.

Так что, хоть в небе врагов не было, «Шилка» нашла в тот день, чем заняться, и заслужила славу настоящего «универсального солдата».

— Э, да ты спишь, дружок! – словно очнулся Денис, когда его взгляд упал на Влада, который, подложив по старинке руки под голову, заснул возле тарелок и стаканов.

Отец Дионисий сходил в комнату, принёс одеяло и накинул на плечи своего боевого товарища. Влад завозился, но глаза не открыл.

— Спи-спи, — тихонько произнёс отец Дионисий, — сейчас печку чуть-чуть затоплю, совсем тепло да хорошо будет.

Фото: Ekaterina Grosheva on Unsplash

После той войны он и решился стать священником.

Врага, конечно, надо уничтожать, своих ребят тоже надо защищать, но как-то неспокойно было на душе. А потом войска совсем из Афганистана вывели, а через два года и Союз распался. Вот он и пошёл служить в храм Божий.

В душе отец Дионисий так и остался офицером. Он сказал Владу правду: если бы потребовалось защищать Родину, он снова сменил бы рясу протодьякона на военную форму, теперь уже с майорскими погонами.

Но военное настоящее закончилось. Позади были «лихие девяностые», впереди… А шут его знает, что там впереди… Пока всё было спокойно.

Он затопил печь и теперь сидел, глядя на огонь, что плясал на поленьях и на дымок, который клубами выходил из угольков.

— Не надо нам больше войн, — произнёс отец Дионисий. – Ой, не надо. Через три дня первое сентября, дети учиться пойдут. Родителям работать надо. Пусть это будет только мирный труд. Исключительно мирный.

Он поднялся и чуть-чуть прикрыл печные вентиляционные отверстия.

«Выходит, везде служба, — подумал отец Дионисий, — хоть в армии, хоть в храме. И любая она, эта служба, для людей. И всё-таки мирная жизнь лучше. Пусть не будет больше военных действий. Нигде. Ни в России, ни где-то ещё на земле-матушке. На страже спокойствия орудия, те же «зэсэушки» пусть стоят, но не более того».

Он вспомнил о том, как рассказывал днём прихожанам про Сергия Радонежского и убеждал, что Бог сам рассудит, когда придёт время выучить ту или другую науку.

«Пусть только времени для войн не будет, — подумал он, бросая ещё один взгляд на огонь в печи. – Оно ни к чему – воевать друг с другом».